– О-о-о, черт, а вот и он! – воскликнул Джексон и начал медленно хлопать в ладоши, когда я поднялся на борт самолета. К нему тут же присоединилась остальная команда, одобрительно выкрикивая и насвистывая.
Я приподнял бровь и убрал рюкзак на полку, расположенную над креслом. Персонал уже загрузил все наше снаряжение и багаж, поэтому этот рюкзак – единственное, что будет у меня при себе, пока мы не приземлимся в Бостоне.
Когда аплодисменты стихли, Джексон обхватил меня рукой за шею, будто намеревался уложить приемом из реслинга, но вместо этого просто взъерошил волосы.
– От нашего Голубя весь мир мозги растерял.
– И трусики, – ухмыльнувшись, дополнил Картер.
– Хочешь, натру тебя маслом в следующий раз, Мальчишка Танни? – отпустив меня, спросил Джексон. В качестве примера он потер мои грудные мышцы, но я оттолкнул его и тоже улыбнулся.
– Ого, никогда не слышал в твоем голосе столько зависти, – сказал я и, сев на свое место, решительно вытянул ноги вперед. На мне был новехонький костюм от Стефано Риччи, сшитый на заказ, и я, откинувшись на спинку кресла, расстегнул пуговицы пиджака. Напротив меня у окна сидел Уилл, а место рядом с ним занял Джексон.
– Что дальше? Позируем на пляже в мужских стрингах?
– Не-а, Бритци, – сказал я и опустил на глаза солнцезащитные очки. – У меня член в них не влезет. А вот ты как раз…
Он пнул меня прежде, чем я успел закончить шутку, но мы все рассмеялись. Ну, все, кроме Папаши Пи, который сидел в наушниках и смотрел в окно.
Самолет, принадлежащий команде, был просторным и вполне мог вместить двести пассажиров, если бы его задумывали как обычное коммерческое судно. Но нет, вместо этого пространство занимали широкие кожаные кресла – по два друг напротив друга с обеих сторон прохода. Тренеры и обслуживающий персонал обычно сидели в передней части самолета, а мы занимали места посередине и в хвосте. Перед взлетом нас обслуживали стюардессы, которые летали с командой каждую выездную игру.
– Мужик, серьезно, разве это не странно? – спросил Картер, сев через проход. – Слышал, она переезжает в твой дом и все такое.
Для меня это стало новостью – заманчивой новостью, надо признать, – но я прикинулся, будто уже знал об этом, а потом забрал воду у стюардессы и поблагодарил ее.
– Еще даже дня не прошло, – напомнил ему я. – Но пока все идет своим чередом. Она сказала сделать вид, будто ее и нет здесь.
Уилл в ответ на это фыркнул, и я понял, что наушники он надел скорее для вида.
– Согласен с Папашей Пи, – сказал Джексон. – Черта с два у тебя выйдет не обращать на нее внимания.
– Никогда не забуду то желтое платье, – с мечтательным видом добавил Картер.
– Эта попка, – присвистнул Джексон, и они закивали, выражая взаимное согласие с тем, что эти два слова служат исчерпывающим описанием. – Она та еще бомба!
Не знаю, почему я чуть заскрежетал челюстями, пока они шутили о Мэйвен и ее привлекательности, потому что товарищи не врали. Это правда. Мэйвен из тех женщин, место которым на страницах журналов, тех, от которых язык прилипает к небу. Я и раньше перекидывался с парнями такими же репликами, а то и похуже.
С чего тогда сейчас у меня руки сжались в кулаки, когда приятели точно так же обсуждали Мэйвен?
– Прекращайте! – гаркнул я.
Улыбки с их лиц слетели так же быстро, как моя.
– По сути, она теперь часть нашей команды, – сказал я. – Ей и так довольно неуютно в компании таких вонючих дикарей, как вы двое. Проявите к ней немного уважения, или я заставлю вас это сделать.
Джексон и Картер давились смехом, глядя мне за спину и друг на друга, после чего Джексон смиренно поднял руки.
– Конечно, Голубь, – сказал он. – Не будем мы доставать твою девушку.
– И не клейтесь к ней, – пригрозил я, слегка выпятив грудь, когда Джексон назвал Мэйвен моей девушкой. Ее уж точно нельзя было так назвать, но мне понравилось, что за ней закрепилось такое прозвище, хотя у меня не было на то никакого права.
Вдруг над моей головой кто-то прочистил горло, и я, оглянувшись, увидел, что сзади с веселым выражением лица стоит Мэйвен, скрестив на груди руки.
Мне даже не пришлось смотреть на парней – я и так знал, что она давно там стояла. Особенно когда услышал, как они еле сдерживают смех. Я не обратил на них никакого внимания, встал и протянул руку за сумкой Мэйвен.
– Место у окна твое, куколка, – сказал я и снял сумку с ее хрупкого плечика, погладив его костяшками пальцев. Она до последнего держала руки скрещенными, не желая моей помощи, но все же отпустила ремешок, чтобы я засунул ее сумку на полку.
– Я тебе не куколка, – огрызнулась Мэйвен. – И я хочу сидеть у прохода.
– Ничего не поделаешь, персик. У меня длинные ноги, которым нужно размяться, – цокнул я языком.
– Не, дело в том, что он боится летать, а если сядет у окна, то обделается от страха, – вклинился Картер.
Я даже взглядом его не удостоил – просто вытянул руку и с силой ударил по плечу. Картер заскулил, засмеявшись, и потер место ушиба, пока Мэйвен наблюдала за нашими пререканиями, а я смотрел на нее.
– Винс Танев и боится летать? – Она склонила голову набок. – Вот уж не ожидала.
– О, я полон сюрпризов.
– Не сомневаюсь, – закатив глаза, сказала Мэйвен.
Я воспользовался возможностью и оценил наряд, в который она переоделась. Мне не хватало того крошечного клочка белой ткани, который она надела утром как топик, – особенно после того грешного и отменного лицезрения ее затвердевших сосков. Член в штанах дернулся при воспоминании о том, как покрылись мурашками ее руки, когда я обвел ее взглядом и нашел тот премилый сюрприз, напоминающий игрушку в коробке с хлопьями.
Сейчас на ней были светлые джинсы и черная рубашка с длинным рукавом. Волосы она убрала назад при помощи ярко-синей банданы, завязанной узлом спереди, а в ушах висели серебряные кольца. И почему-то теперь Мэйвен выглядела еще соблазнительнее, хотя одежда на ней была более закрытой.
Женщинам с такой попкой надо официально запретить надевать настолько обтягивающие джинсы.
Я неспешно разглядывал ее, а когда наконец посмотрел в глаза, она наградила меня взглядом, так и говорящим: «Ну как, ты планируешь отходить или?..»
Я сделал шаг в сторону, совсем небольшой, словно больше некуда было двигаться. Когда Мэйвен заметила крошечную полоску между мной и креслом, которую я ей оставил, мои губы расплылись в улыбке.
Она сжала челюсть, приняв вызов, и сперва я подумал, что Мэйвен пихнет меня и настойчиво пролезет на свое место. Но в последний момент ее движения замедлились, и она, высоко задрав голову, повернулась к креслам и оперлась рукой на спинки, чтобы не упасть, когда протискивалась через меня.
Этот легкий поворот привел к тому, что ее задница оказалась почти у меня на коленях.
– Извини, – мурлыкнула Мэйвен, ухмыльнувшись, и медленно скользнула идеальной круглой попкой в форме яблока по моему паху. Она делала это мучительно медленно, и я запыхтел от ощущений, вцепившись рукой в кресло, чтобы не протянуть руку и не прижать ее к себе.
Она протиснулась на свое место и поглядела на меня краем глаза, а потом с осторожностью села у окна, скрестив ноги.
Я наконец выдохнул и посмотрел на Картера с Джексоном, которые наблюдали за мной с самодовольными ухмылками. Даже Уилл глянул на меня, выгнув бровь, после чего снова отвернулся к окну.
Я размял шею, расстегнул пуговицу на пиджаке и сел в кресло рядом с Мэйвен.
– И не зови меня персиком, – сказала она.
– Тогда как же мне тебя называть? – спросил я. – Девушкой моей мечты? Морской сиреной?
– Как насчет Мэйвен, раз уж так ее и зовут? – влез Папаша Пи и медленно моргнул, глядя на меня так, словно я был подростком, который уже конкретно его достал. Если честно, я и правда отчасти вел себя как подросток, но ничего не мог с собой поделать.
Мне нравилось действовать Мэйвен на нервы.
Интересно, что произойдет, если я буду манипулировать умело?
Мэйвен показала мне язык после небольшого замечания от нашего вратаря, а затем повернулась к нему и протянула руку.
– Спасибо. Вроде официально мы не знакомы. Я Мэйвен Кинг.
– Уилл Перри, – сказал он грубовато, крепко пожав руку.
– А вот мы зовем его Папаша Пи, – вмешался Джексон.
Брови у Мэйвен поползли на лоб.
– Почему?
– Ну, потому что он на самом деле папа. И у него самый милый ребенок на свете.
– А еще потому, что у него железные кулаки и он наказывает, как отец, – объяснил Картер. – И с шайбой обращается так, будто пацан пытается пригласить его дочь на свидание, а его дочь – это ворота. Не влезай – убьет.
Щеки Мэйвен слегка порозовели, и она улыбнулась Уиллу.
– Папаша Пи. Мне нравится.
– У нас всех есть прозвища, – сказал Картер. – По правде, это немного бесит, но тут уж никуда не денешься.
– То есть? – спросила Мэйвен.
– Ну, в хоккее так случается. Иногда прозвище созвучно с твоей фамилией, а иногда ты совершаешь какую-нибудь дурость, и она прилипает к тебе на много лет. Иногда прозвища удостаиваешься благодаря играм: например, Папаша Пи – это в честь фамилии Перри, но еще он – Пикулька.
– Пикулька? – поморщилась Мэйвен.
– Да. Потому что на льду он молодец, как соленый огурец, – пояснил Джексон.
Мэйвен рассмеялась, и ее смех прозвучал так легко и воздушно, что мне захотелось закупорить его в бутылку. Казалось, от разговора с парнями она успокоилась, а язвительность, с которой она обычно ко мне обращалась, медленно сходила на нет.
– Значит, он Папаша Пи, – сказала она, показав на Уилла, а потом навела палец на Джексона. – А ты кто?
– Бритци, – ответил он. – Моя фамилия Бриттен. А Картер – Фабио.
– Из-за волос, – пояснил Картер, проводя рукой по своим каштановым волосам средней длины, а потом потер щетину. Уилл снова фыркнул и смерил его взглядом.
У Папаши Пи были самые длинные волосы.
– Потому что его фамилия Фабри, – вклинился Джексон. – А еще он с дамами обращается неумело, поэтому мы из смеха зовем его Фабио.
В ответ Джексону засунули в ухо обслюнявленный палец.
– А ты? – спросила Мэйвен, наконец-то повернувшись ко мне, и в ее медово-золотистых глазах заплясали искорки. – У тебя какое прозвище?
– Мистер Кинг.
– Почему? – нахмурилась она.
– Потому как ты слишком независима, чтобы взять мою фамилию, когда мы поженимся, – выходит, мне придется взять твою.
От изумления с губ Мэйвен сорвался смешок, и она покачала головой, снова скрестив на груди руки.
– Считаешь себя таким милым, да?
– Как щеночек.
– Скорее, как кобель, – не преминула ответить она.
– В миру он Винс Кул, но для нас – Мальчишка Танни, – сказал Картер. – Потому что в первый же вечер перепил «Ирландской бомбы» в O’Briens и постоянно просил сыграть «Мальчонку Дэнни», хотя группа играла южный рок, а не ирландскую музыку.
– Не, для меня он просто Голубь, – возразил Джексон, закинул лодыжку на другое колено и завел руки за голову. – И навсегда им останется.
Мэйвен не сводила с меня глаз.
А я сомневался, что вообще смогу когда-нибудь оторвать от нее взгляд.
– Голубь? – наконец спросила она.
– Голубь, – ответил я. – Еще одна кличка для новичка.
– А-а-а, – задумчиво произнесла Мэйвен. – Мне нравится. Голубь. Могу я тоже ею пользоваться?
– Можешь называть меня, как захочешь. Только убедись, что тебе нравится выбранная кличка. – Я наклонился чуть ближе и тихо произнес: – Есть у меня ощущения, что ты часто будешь ее произносить. Возможно, и на разных децибелах. Может, попробуешь и покричишь ее погромче, чтобы понять, подходит тебе или нет?
Мэйвен снова зарделась, и по веснушчатым щекам разлился легкий румянец. Я ухмыльнулся, но Мэйвен тут же закрыла рот и покачала головой.
– Ты планируешь усложнить мне жизнь, да? – спросила она.
Я наклонился еще ближе.
– Давай по-честному: тебе бы это понравилось.
Она не ответила, но в том и не было нужды.
Улыбка, заигравшая в уголках ее пыльно-розовых губ, подсказала мне, что я прав.